Черные глаза

О грустно мне!.. Вся жизнь моя - гроза!

Наскучил я обителью земною!

Зачем же вы горите предо мною,

Как райские лучи пред сатаною,

Вы - черные волшебные глаза?

 

Увы! давно печален, равнодушен,

Я привыкал к лихой моей судьбе,

Неистовый, безжалостный к себе,

Презрел ее в отчаянной борьбе

И гордо был несчастию послушен!..

 

Старинный раб мучительных страстей,

Я испытал их бремя роковое;

И буйный дух и сердце огневое -

Я всё убил в обманчивом покое,

Как лютый враг покоя и людей!

 

В моей тоске, в неволе безотрадной

Я не страдал, как робкая жена:

Меня несла противная волна,

Несла на смерть - и гибель не страшна

Казалась мне в пучине беспощадной.

 

И мрак небес, и гром, и черный вал

Любил встречать я с думою суровой,

И свисту бурь, под молнией багровой,

Внимать, как муж отважный и готовый

Испить до дна губительный фиал.

 

И, погрузясь в преступные сомненья

О цели бытия, судьбу кляня,

Я трепетал, чтоб истина меня,

Как яркий луч, внезапно осеня,

Не извлекла из тьмы ожесточенья.

 

Мне страшен был великий переход

От дерзких дум до света провиденья;

Я избегал невинного творенья,

Которое б могло, из сожаленья,

Моей душе дать выспренний полет.

 

И вдруг оно, как ангел благодатный...

О нет! как дух карающий и злой,

Светлее дня, явилось предо мной

С улыбкой роз, пылающих весной

На мураве долины ароматной.

 

Явилось... всё исчезло для меня:

Я позабыл в мучительной невзгоде

Мою любовь и ненависть к природе,

Безумный пыл к утраченной свободе

И всё, чем жил, дышал доселе я...

 

В ее очах алмазных и приветных

Увидел я с невольным торжеством

Земной эдем!.. Как будто существом

Других миров, как будто божеством

Исполнен был в мечтаниях заветных.

 

И дева-рай, и дева-красота

Лила мне в грудь невыразимым взором

Невинную любовь с таинственным укором,

И пела в ней душа небесным хором:

«Люби меня... и в очи и в уста

 

Лобзай меня, певец осиротелый,

Как мотылек лилею поутру!

Люби меня, как милую сестру,

И снова я и к небу и к добру

Направлю твой рассудок омертвелый!»

 

И этот звук разгаданных речей,

И эта песнь души ее прекрасной,

В восторге чувств и неги сладострастной,

Гремели в ней, волшебнице опасной,

Сверкали в зеркале ее очей!..

 

Напрасно я мой гений горделивый,

Мой злобный рок на помощь призывал:

Со мною он как друг изнемогал,

Как слабый враг пред мощным трепетал:

И я в цепях пред девою стыдливой.

 

В цепях!.. Творец!.. Бессильное дитя

Играет мной по воле безотчетной,

Казнит меня с улыбкой беззаботной,

И я, как раб, влачусь за ним охотно,

Всю жизнь мою страданью посвятя!..

 

Но кто она, прелестное созданье?

Кому любви беспечной и живой

Приносит дар, быть может, роковой?

Увы! где тот, кто девы молодой

Вопьет в себя невинное дыханье?..

 

Гроза и гром!.. Ужель мои уста

Произнесут убийственное слово?

Ужели всё в подсолнечной готово

Лишить меня прекрасного земного?..

Так! я лишен, лишен - и навсегда!..

 

Кто видел терн колючий и бесплодный

И рядом с ним роскошный виноград?

Когда ж и где равно их оценят

И на одной гряде соединят?

Цветет ли мирт в Лапландии холодной?

 

Вот жребий мой! Благие небеса!

Быть может, я достоин наказанья;

Но я с душой - могу ли без роптанья

Сносить мои жестокие страданья?

Забуду ль вас, - о черные глаза?

 

Забуду ль те бесценные мгновенья,

Когда с тобой как друг, наедине,

Как нежный друг, при солнце и луне

Я заводил беседы в тишине

И изнывал в тоске, без утешенья!

 

Когда между развалин и гробов

Блуждали мы с унылыми мечтами,

И вечный сон над мирными крестами,

И смерть, и жизнь летали перед нами,

И я искал покоя мертвецов, -

 

Тогда одной рассеянною думой

Питали мы знакомые сердца...

О, как близка могила от венца!

И что любовь - не прах ли мертвеца?..

И я склонял к могилам взор угрюмый.

 

И ты, бледна, с потупленной главой,

Следила ход мой, быстрый и неровный:

Ты шла за мной, под тению дубровной

Была со мной... и я наш мир духовный

Не променял на счастливый земной...

 

И сколько раз над нежной Элоизой

Я находил прекрасную в слезах,

Иль, затая дыханье на устах,

Во тьме ночной стерег ее в волнах,

Где иногда, под сумрачною ризой,

 

Бела, как снег, волшебные красы

Она струям зеркальным предавала,

А между тем стыдливо обнажала

И грудь и стан, и ветром развевало

И флер ее и черные власы...

 

Смертельный яд любви неотразимой

Меня терзал и медленно губил;

Мне снова мир, как прежде, опостыл...

Быть может... нет! мой час уже пробил,

Ужасный час, ничем не отвратимый!

 

Зачем гневить безумно небеса?

Ее уж нет!.. Она цветет и ныне...

Но где?.. Для чьей цветет она гордыни?

Чей фимиам курится для богини?..

Скажите мне, - о черные глаза!

 

Июль 1834