Памятник

Я при жизни был рослым и стройным,

Не боялся ни слова, ни пули

И в привычные рамки не лез, -

Но с тех пор, как считаюсь покойным,

Охромили меня и согнули,

К пьедесталу прибив "Ахиллес".

 

Не стряхнуть мне гранитного мяса

И не вытащить из постамента

Ахиллесову эту пяту,

И железные ребра каркаса

Мертво схвачены слоем цемента, -

Только судороги по хребту.

 

Я хвалился косою саженью -

     Нате смерьте! -

Я не знал, что подвергнусь суженью

     После смерти, -

Но в обычные рамки я всажен -

     На спор вбили,

А косую неровную сажень -

     Распрямили.

 

И с меня, когда взял я да умер,

Живо маску посмертную сняли

Расторопные члены семьи, -

И не знаю, кто их надоумил, -

Только с гипса вчистую стесали

Азиатские скулы мои.

 

Мне такое не мнилось, не снилось,

И считал я, что мне не грозило

Оказаться всех мертвых мертвей, -

Но поверхность на слепке лоснилась,

И могильною скукой сквозило

Из беззубой улыбки моей.

 

Я при жизни не клал тем, кто хищный,

     В пасти палец,

Подходившие с меркой обычной -

     Опасались, -

Но по снятии маски посмертной -

     Тут же в ванной -

Гробовщик подошел ко мне с меркой

     Деревянной...

 

А потом, по прошествии года, -

Как венец моего исправленья -

Крепко сбитый литой монумент

При огромном скопленье народа

Открывали под бодрое пенье, -

Под мое - с намагниченных лент.

 

Тишина надо мной раскололась -

Из динамиков хлынули звуки,

С крыш ударил направленный свет, -

Мой отчаяньем сорванный голос

Современные средства науки

Превратили в приятный фальцет.

 

Я немел, в покрывало упрятан, -

     Все там будем! -

Я орал в то же время кастратом

     В уши людям.

Саван сдернули - как я обужен, -

     Нате смерьте! -

Неужели такой я вам нужен

     После смерти?!

 

Командора шаги злы и гулки.

Я решил: как во времени оном -

Не пройтись ли, по плитам звеня? -

И шарахнулись толпы в проулки,

Когда вырвал я ногу со стоном

И осыпались камни с меня.

 

Накренился я - гол, безобразен, -

Но и падая - вылез из кожи,

Дотянулся железной клюкой, -

И, когда уже грохнулся наземь,

Из разодранных рупоров все же

Прохрипел я похоже: "Живой!"

 

И паденье меня и согнуло,

     И сломало,

Но торчат мои острые скулы

     Из металла!

Не сумел я, как было угодно -

     Шито-крыто.

Я, напротив, - ушел всенародно

     Из гранита.

 

1973