Жидовка

Прокламация и забастовка,

Пересылки огромной страны.

В девятнадцатом стала жидовка

Комиссаркой гражданской войны.

 

Ни стирать, ни рожать не умела,

Никакая не мать, не жена -

Лишь одной революции дело

Понимала и знала она.

 

Брызжет кляксы чекистская ручка,

Светит месяц в морозном окне,

И молчит огнестрельная штучка

На оттянутом сбоку ремне.

 

Неопрятна, как истинный гений,

И бледна, как пророк взаперти, -

Никому никаких снисхождений

Никогда у нее не найти.

 

Только мысли, подобные стали,

Пронизали ее житие.

Все враги перед ней трепетали,

И свои опасались ее.

 

Но по-своему движутся годы,

Возникают базар и уют,

И тебе настоящего хода

Ни вверху, ни внизу не дают.

 

Время все-таки вносит поправки,

И тебя еще в тот наркомат

Из негласной почетной отставки

С уважением вдруг пригласят.

 

В неподкупном своем кабинете,

В неприкаянной келье своей,

Простодушно, как малые дети,

Ты допрашивать станешь людей.

 

И начальники нового духа,

Веселясь и по-свойски грубя,

Безнадежно отсталой старухой

Сообща посчитают тебя.

 

Все мы стоим того, что мы стоим,

Будет сделан по-скорому суд -

И тебя самое под конвоем

По советской земле повезут.

 

Не увидишь и малой поблажки,

Одинаков тот самый режим:

Проститутки, торговки, монашки

Окружением будут твоим.

 

Никому не сдаваясь, однако

(Ни письма, ни посылочки нет!),

В полутемных дощатых бараках

Проживешь ты четырнадцать лет.

 

И старухе, совсем остролицей,

Сохранившей безжалостный взгляд,

В подобревшее лоно столицы

Напоследок вернуться велят.

 

В том районе, просторном и новом,

Получив как писатель жилье,

В отделении нашем почтовом

Я стою за спиною ее.

 

И слежу, удивляясь не слишком -

Впечатленьями жизнь не бедна, -

Как свою пенсионную книжку

Сквозь окошко толкает она.

 

Февраль 1963, Переделкино