Тютчев на прогулке

Скрипучий голос, старчески глухой,

Тугие складки клетчатого пледа,

Очки и взгляд, где горьких дум отстой

Приправлен острословьем домоседа.

 

Прозрачная костлявая рука

Легла на набалдашнике тяжелом,

А седина, подобие венка,

Сквозит уже ненужным ореолом.

 

Но кто же он? Философ? Дипломат?

Сенека петербургского салона?

Иль камергер, что в царскосельский сад

Спустился по ступенькам Камерона?

 

Подернут рябью озера изгиб,

Кружится лист, прохладен воздух синий.

Среди подагрой искривленных лип

Покорно стынут голые богини.

 

В сырой, отяжелевшей тишине

На озере, уже в туман одетом,

Мечети призрак, словно в полусне,

Струится одиноким минаретом.

 

«Нет, все не то». Славянство и Босфор.

Писать царям стихи и наставленья,

Когда в ветвях распахнутый простор,

А из Европы слышен запах тленья!

 

Менять язык, друзей и города,

Всю жизнь спешить, чтоб сердце задыхалось.

Шутить, блистать и чувствовать всегда,

Что ночь растет, что шевелится хаос.

 

О, за один усталый женский взгляд,

Измученный вседневной клеветою

И все-таки сияющий, он рад

Отдать всю жизнь - наперекор покою.

 

Чтоб только не томиться этим сном,

Который мы, не ведая названья,

В ночном бреду сомнительно зовем

Возвышенной стыдливостью страданья.

 

Непрочен мир! Всем надоевший гость,

Он у огня сидеть уже не вправе.

Пора домой. И старческая трость

Вонзается в сырой, холодный гравий.

 

Скрипят шаги, бессвязна листьев речь,

Подагра подбирается к коленям.

И серый плед, спускающийся с плеч,

Метет листы по каменным ступеням.

 

1938