Что с ней?

1

Когда из пелен порывалась она,

Молилась и жарко мечтала,

Растленная жизнь, зла и грязи полна,

Ей раны свои обнажала.

 

И в лучшие дни, как цвела красота,

Мечты ее вяли и вяли;

Ни ласковых слов не шептали уста,

Ни детских молитв не шептали.

 

Пытливым огнем из-под темных ресниц

Мерцая, в ней мысль загоралась.

В те дни много-много запретных страниц

В бессонные ночи читалось...

 

Ее жажда правды томила до слез;

На Западе бури шумели,

И к нам проникал за вопросом вопрос,

Как ветер свистя в наши щели...

 

От этого вольного ветра спасти

Нельзя лицемерной морали,

Когда люди свято велят нам блюсти

Все то, что они попирали...

 

2

И дух отрицанья ее посетил, -

Он понял, какая в ней сила;

Он юную душу настолько пленил,

Насколько душа та - изныла;

 

Науку, семью, государство, права,

Религию, гений, искусство,

Все, все превратил он в пустые слова,

Насилуя разум и чувство.

 

«Иди, - говорил он, - иди вслед за мной,

И будет твой путь - путь свободный.

И скоро среди мастерских мы с тобой

Сойдемся на тризне народной.

 

На каждой версте - будет общий дворец;

За труд - будет плата любовью;

И - будет тогда отрицанью конец,

Созреет - политое кровью».

 

И эти туманные речи она

При нас горячо повторяла;

Ее слабый голос дрожал, как струна,

В нем гордая вера звучала.

 

3

А время все шло, шло - и много надежд,

Им грубо задетых, сломалось;

Чадясь, погасали восторги невежд -

И мысль на ветру колебалась.

 

Поблекло лицо ее - в темных глазах

Мысль робким огнем чуть мелькала,

И уж не улыбка на бледных устах -

Тень прежней улыбки блуждала.

 

Ее предреканьям послушный кружок

Давно позабыл ее грезы;

У каждого путь свой - и свой уголок

Нашелся для грез и для прозы.

 

И тот, кто взял дань с ее сердца, и тот

Пошел уж другою дорогой,

Ей бросивши на руки много забот

И грудь познакомив с тревогой...

 

И вот, чтоб друзей не осталось следа,

Нужда в ее дверь постучалась.

И билась она - и искала труда -

И где теперь? Что с нею сталось?

 

4

Ушла ли на Запад она, в край чужой,

Где жатва давно уж созрела,

И все, что не смято в ней братской враждой,

Для новой вражды уцелело?

 

Ушла ли она в наши степи, туда,

Где нет ни конца, ни начала,

Где требует время иного труда

И веры иного закала?

 

Или, изможденная страшной борьбой,

В чаду, в тесноте еле дышит

И, чуткая, слышит бред жизни хмельной,

И - боже! - неужели слышит,

 

Как дух отрицанья глумится над ней,

И даже ее отрицает,

Ее - кто ему в жертву нес радость дней

И ради его погибает!

 

Ожесточенная - вряд ли поймет,

Что в бездне людских заблуждений

Лишь только поэт искры сердца найдет,

А искры ума - только гений.

 

1871