Сергею Есенину

Пустота...

        Летите,

              в звезды врезываясь.

Ни тебе аванса,

             ни пивной.

Трезвость.

Нет, Есенин,

          это

             не насмешка.

В горле

      горе комом -

                  не смешок.

Вижу -

      взрезанной рукой помешкав,

собственных

          костей

               качаете мешок.

- Прекратите!

            Бросьте!

                   Вы в своем уме ли?

Дать,

    чтоб щеки

            заливал

                  смертельный мел?!

Вы ж

    такое

       загибать умели,

что другой

        на свете

                не умел.

Почему?

     Зачем?

         Недоуменье смяло.

Критики бормочут:

                - Этому вина

то...

     да се...

           а главное,

                  что смычки мало,

в результате

          много пива и вина. -

Дескать,

       заменить бы вам

                     богему

                           классом,

класс влиял на вас,

                и было б не до драк.

Ну, а класс-то

             жажду

                 заливает квасом?

Класс - он тоже

              выпить не дурак.

Дескать,

      к вам приставить бы

                        кого из напостов -

стали б

      содержанием

               премного одаренней.

Вы бы

   в день

        писали

             строк по сто,

утомительно

           и длинно,

                   как Доронин.

А по-моему,

        осуществись

                такая бредь,

на себя бы

         раньше наложили руки.

Лучше уж

       от водки умереть,

чем от скуки!

Не откроют

         нам

            причин потери

ни петля,

        ни ножик перочинный.

Может,

     окажись

          чернила в «Англетере»,

вены

    резать

         не было б причины.

 

Подражатели обрадовались:

                         бис!

Над собою

     чуть не взвод

                расправу учинил.

Почему же

        увеличивать

                  число самоубийств?

Лучше

     увеличь

            изготовление чернил!

Навсегда

        теперь

              язык

                  в зубах затворится.

Тяжело

      и неуместно

              разводить мистерии.

У народа,

      у языкотворца,

умер

   звонкий

         забулдыга подмастерье.

И несут

      стихов заупокойный лом,

с прошлых

        с похорон

                не переделавши почти.

В холм

     тупые рифмы

             загонять колом -

разве так

       поэта

          надо бы почтить?

Вам

   и памятник еще не слит, -

где он,

    бронзы звон

             или гранита грань? -

а к решеткам памяти

                   уже

                     понанесли

посвящений

       и воспоминаний дрянь.

Ваше имя

       в платочки рассоплено,

ваше слово

         слюнявит Собинов

и выводит

       под березкой дохлой -

«Ни слова,

       о дру-уг мой,

                 ни вздо-о-о-о-ха».

Эх,

  поговорить бы иначе

с этим самым

         с Леонидом Лоэнгринычем!

Встать бы здесь

            гремящим скандалистом:

- Не позволю

            мямлить стих

                        и мять! -

Оглушить бы

            их

              трехпалым свистом

в бабушку

       и в бога душу мать!

Чтобы разнеслась

           бездарнейшая погань,

раздувая

       темь

           пиджачных парусов,

чтобы

    врассыпную

             разбежался Коган,

встреченных

          увеча

               пиками усов.

Дрянь

    пока что

            мало поредела.

Дела много -

            только поспевать.

Надо

   жизнь

        сначала переделать,

переделав -

            можно воспевать.

Это время -

           трудновато для пера,

но скажите,

          вы,

            калеки и калекши,

где,

   когда,

        какой великий выбирал

путь,

   чтобы протоптанней

                    и легше?

Слово -

      полководец

                человечьей силы.

Марш!

   Чтоб время

            сзади

                ядрами рвалось.

К старым дням

          чтоб ветром

                   относило

только

    путаницу волос.

 

Для веселия

        планета наша

                 мало оборудована.

Надо

   вырвать

         радость

              у грядущих дней.

В этой жизни

           помереть

                  не трудно.

Сделать жизнь

          значительно трудней.

 

1926