Разговор с фининспектором о поэзии

Гражданин фининспектор!

        Простите за беспокойство.

Спасибо...

        не тревожьтесь...

                        я постою...

У меня к вам

           дело

               деликатного свойства:

о месте

       поэта

           в рабочем строю.

В ряду

    имеющих

         лабазы и угодья

и я обложен

         и должен караться.

Вы требуете

         с меня

              пятьсот в полугодие

и двадцать пять

         за неподачу деклараций.

Труд мой

        любому

             труду

                родствен.

Взгляните -

          сколько я потерял,

какие

   издержки

         в моем производстве

и сколько тратится

               на материал.

Вам,

  конечно, известно

                явление «рифмы».

Скажем,

    строчка

         окончилась словом

                        «отца»,

и тогда

      через строчку,

                слога повторив, мы

ставим

     какое-нибудь:

                ламцадрица-ца.

Говоря по-вашему,

             рифма -

                    вексель.

Учесть через строчку! -

                вот распоряжение.

И ищешь

   мелочишку суффиксов и флексий

в пустующей кассе

            склонений

                  и спряжений.

Начнешь это

         слово

             в строчку всовывать,

а оно не лезет -

            нажал и сломал.

Гражданин фининспектор,

                честное слово,

поэту

    в копеечку влетают слова.

Говоря по-нашему,

             рифма -

                  бочка.

Бочка с динамитом.

                Строчка -

                        фитиль.

Строка додымит,

         взрывается строчка, -

и город

     на воздух

           строфой летит.

Где найдешь,

        на какой тариф,

рифмы,

  чтоб враз убивали, нацелясь?

Может,

   пяток

      небывалых рифм

только и остался

            что в Венецуэле.

И тянет

     меня

        в холода и в зной.

Бросаюсь,

      опутан в авансы и в займы я.

Гражданин,

        учтите билет проездной!

- Поэзия

      - вся! -

           езда в незнаемое.

Поэзия -

        та же добыча радия.

В грамм добыча,

           в год труды.

Изводишь

       единого слова ради

тысячи тонн

        словесной руды.

Но как

     испепеляюще

              слов этих жжение

рядом

   с тлением

         слова-сырца.

Эти слова

      приводят в движение

тысячи лет

        миллионов сердца.

Конечно,

     различны поэтов сорта.

У скольких поэтов

          легкость руки!

Тянет,

   как фокусник,

          строчку изо рта

и у себя

      и у других.

Что говорить

        о лирических кастратах?!

Строчку

      чужую

         вставит - и рад.

Это

  обычное

        воровство и растрата

среди охвативших страну растрат.

Эти

  сегодня

      стихи и оды,

в аплодисментах

          ревомые ревмя,

войдут

    в историю

         как накладные расходы

на сделанное

          нами -

                двумя или тремя.

Пуд,

  как говорится,

              соли столовой

съешь

   и сотней папирос клуби,

чтобы

   добыть

       драгоценное слово

из артезианских

          людских глубин.

И сразу

      ниже

         налога рост.

Скиньте

      с обложенья

            нуля колесо!

Рубль девяносто

          сотня папирос,

рубль шестьдесят

          столовая соль.

В вашей анкете

           вопросов масса:

- Были выезды?

          Или выездов нет? -

А что,

    если я

         десяток пегасов

загнал

     за последние

                15 лет?!

У вас -

    в мое положение войдите -

про слуг

       и имущество

                с этого угла.

А что,

   если я

        народа водитель

и одновременно -

          народный слуга?

Класс

    гласит

        из слова из нашего,

а мы,

   пролетарии,

        двигатели пера.

Машину

    души

        с годами изнашиваешь.

Говорят:

        - в архив,

                исписался,

                        пора! -

Все меньше любится,

           все меньше дерзается,

и лоб мой

        время

           с разбега крушит.

Приходит

       страшнейшая из амортизаций -

амортизация

        сердца и души.

И когда

     это солнце

          разжиревшим боровом

взойдет

   над грядущим

          без нищих и калек, -

я

 уже

   сгнию,

       умерший под забором,

рядом

   с десятком

         моих коллег.

Подведите

        мой

          посмертный баланс!

Я утверждаю

        и - знаю - не налгу:

на фоне

     сегодняшних

           дельцов и пролаз

я буду

    - один! -

          в непролазном долгу.

Долг наш -

        реветь

            медногорлой сиреной

в тумане мещанья,

          у бурь в кипеньи.

Поэт

   всегда

         должник вселенной,

платящий

      на горе

          проценты

                и пени.

Я

 в долгу

       перед Бродвейской лампионией,

перед вами,

        багдадские небеса,

перед Красной Армией,

           перед вишнями Японии -

перед всем,

        про что

              не успел написать.

А зачем

      вообще

         эта шапка Сене?

Чтобы - целься рифмой

                и ритмом ярись?

Слово поэта -

          ваше воскресение,

ваше бессмертие,

          гражданин канцелярист.

Через столетья

          в бумажной раме

возьми строку

           и время верни!

И встанет

        день этот

             с фининспекторами,

с блеском чудес

            и с вонью чернил.

Сегодняшних дней убежденный житель,

выправьте

       в энкапеэс

            на бессмертье билет

и, высчитав

        действие стихов,

                    разложите

заработок мой

         на триста лет!

Но сила поэта

          не только в этом,

что, вас

      вспоминая,

           в грядущем икнут.

Нет!

  И сегодня

         рифма поэта -

ласка,

   и лозунг,

         и штык,

             и кнут.

Гражданин фининспектор,

                я выплачу пять,

все

 нули

    у цифры скрестя!

Я

 по праву

        требую пядь

в ряду

    беднейших

        рабочих и крестьян.

А если

    вам кажется,

           что всего делов -

это пользоваться

          чужими словесами,

то вот вам,

        товарищи,

             мое стило,

и можете

       писать

            сами!

 

1926