Идут часы, и дни, и годы . . .

Идут часы, и дни, и годы.

Хочу стряхнуть какой-то сон,

Взглянуть в лицо людей, природы,

Рассеять сумерки времен...

 

Там кто-то машет, дразнит светом

(Так зимней ночью, на крыльцо

Тень чья-то глянет силуэтом,

И быстро спрячется лицо).

 

Вот меч. Он - был. Но он - не нужен.

Кто обессилил руку мне? -

Я помню: мелкий ряд жемчужин

Однажды ночью, при луне,

 

Больная, жалобная стужа,

И моря снеговая гладь...

Из-под ресниц сверкнувший ужас -

Старинный ужас (дай понять)...

 

Слова? - Их не было. - Что ж было? -

Ни сон, ни явь. Вдали, вдали

Звенело, гасло, уходило

И отделялось от земли...

 

И умерло. А губы пели.

Прошли часы, или года...

(Лишь телеграфные звенели

На черном небе провода...)

И вдруг (как памятно, знакомо!)

Отчетливо, издалека

Раздался голос: Ecce homo! *

Меч выпал. Дрогнула рука...

 

И перевязан шелком душным

(Чтоб кровь не шла из черных жил),

Я был веселым и послушным,

Обезоруженный - служил.

 

Но час настал. Припоминая,

Я вспомнил: Нет, я не слуга.

Так падай, перевязь цветная!

Хлынь, кровь, и обагри снега!

 

* Се - человек! (лат.).

 

4 октября 1910