Маша

Проживая - много лет тому назад - в Петербурге, я, всякий раз как мне случалось нанимать извозчика, вступал с ним в беседу. Особенно любил я беседовать с ночными извозчиками, бедными подгородными крестьянами, прибывавшими в столицу с окрашенными вохрой санишками и плохой клячонкой - в надежде и самим прокормиться и собрать на оброк господам.

Вот однажды нанял я такого извозчика... Парень лет двадцати, рослый, статный, молодец молодцом; глаза голубые, щеки румяные; русые волосы вьются колечками из-под надвинутой на самые брови заплатанной шапоньки. И как только налез этот рваный армячишко на эти богатырские плеча!

Однако красивое, безбородое лицо извозчика казалось печальным и хмурым.

Разговорился я с ним. И в голосе его слышалась печаль.

- Что, брат? - спросил я его. - Отчего ты не весел? Али горе есть какое?

Парень не тотчас отвечал мне.

- Есть, барин, есть, - промолвил он, наконец. - Да и такое, что лучше быть не надо. Жена у меня померла.

- Ты ее любил... Жену-то свою?

Парень не обернулся ко мне; только голову наклонил немного.

- Любил, барин. Восьмой месяц пошел... а не могу забыть. Гложет мне сердце... да и ну! И с чего ей было помирать-то? Молодая! здоровая!.. В един день холера порешила.

- И добрая она была у тебя?

- Ах, барин! - тяжело вздохнул бедняк. - И как же дружно мы жили с ней! Без меня скончалась. Я как узнал здесь, что ее, значит, уже похоронили, - сейчас в деревню поспешил, домой. Приехал - а уж за полночь стало. Вошел я к себе в избу, остановился посередке и говорю так-то тихохонько: «Маша! а Маша!» Только сверчок трещит. Заплакал я тутотка, сел на избяной пол - да ладонью по земле как хлопну! «Ненасытная, говорю, утроба!.. Сожрала ты ее... сожри ж и меня! Ах, Маша!»

- Маша! - прибавил он внезапно упавшим голосом. И, не выпуская из рук веревочных вожжей, он выдавил рукавицей из глаз слезу, стряхнул ее, сбросил в сторону, повел плечами - и уж больше не произнес ни слова.

Слезая с саней, я дал ему лишний пятиалтынный. Он поклонился мне низехонько, взявшись обеими руками за шапку - и поплелся шажком по снежной скатерти пустынной улицы, залитой седым туманом январского мороза.

 

Апрель 1878