На вершине черной, причудливо иззубренной горы, под прикрытием далеких облаков, на самой каменистой макушке, у края бездонной теснины свил себе гнездо быстрокрылый орел.
Потомственный владелец горных высей, он обитал там испокон веков, одним взмахом крыльев пересекал бездны, восседал над голыми и огромными скалами и никогда, из поколения в поколение, не спускался вниз и даже не ведал о низинной жизни.
Охотники внизу знали об орле. Изредка, когда в прозрачном поднебесье поблескивали гребни гор и хрустальная синева тенью ложилась на далекие долины, охотники замечали темную точку, которая плавно устремлялась к солнцу, прорезая завесу облаков и, неподвижно обозревая глубины бездны, вновь взлетала к вершине.
И вздумали охотники поймать того орла с высоких гребней гор, замыслили спустить этого отшельника с вершин в низину, лишить его высей, довести до дна бездны, заставить лизать подножия скал.
Орлу все это было невдомек так же, как любой горе неведомо о бездне, гению - о кознях ничтожества, голубю - о существовании змеи.
Попытались охотники смастерить ступеньки и уступ за уступом одолеть горы; попытались стрелами и пулей сбить орла, однако не сумели ни к гнезду подобраться, ни стрелой и пулей задеть его.
Попытались оцепить горную вершину, подстеречь орла и неожиданными вылазками застать его врасплох, но величественно, гордо и высоко парил он и над ними, и над пулями, презрительно отвернув голову, как бы насмехаясь над рожденными ползать, пренебрегая их жалкими потугами.
И вот тогда произошло то, к чему обычно прибегают в этом мире, чтобы приземлить орла, укротить льва, подрезать крылья полету мысли, подавить мятежные и возвышенные души, - к истреблению.
Охотники отыскали свежую падаль и куски ее разложили то там, то тут на уступах горы, сверху вниз, и таким образом получилась лесенка, которая нижним концом упиралась в трясину.
Орел увидел это, долго колебался, не хотел спускаться вниз, но… он был голоден, и кинулся к первому куску, вонзил в него когти и с наслаждением съел.
Первый шаг толкнул его опуститься еще на один шаг, затем он сделал и третий, и четвертый шаг.
Охотники удовлетворенно посмеивались: исполин спускался воздать должное желудку и, низведя свое величие до нужд желудка, скатывался вниз по трупам…
Так день ото дня и приземлялся орел; не парил он более в заоблачных высях, не был уже недосягаемой точкой для стоявших внизу охотников. Легкость насыщения стала подавлять в нем тягу к высокому парению, он реже и реже взмахивал крыльями и, наконец, отучился летать и начал подпрыгивать.
И вот величественный исполин с распростертыми крылами вырождался в гнусную тварь, шея у него раздалась, нагуляв трупный жир, живот раздулся, глаза осоловели.
А поскольку орел тучнел, то и не порывался вовсе летать. Поскольку опускался все ниже, - а чем ниже, тем обильнее был корм, - то он находил естественным и перемену в себе, и свое снижение, позабыл и даже пренебрегал вершиной, и ему уже нравились низины, тяжелый воздух, гладкое пространство…
Охотники посмеивались: исполин спускался воздать должное желудку, и, низведя свое величие до нужд желудка, скатывался вниз по трупам…
Глаза, которые привыкли видеть в недосягаемом прозрачном поднебесье поблескивающие гребни массивных гор, над которыми реял величественный орел, глаза, которые восхищались, наблюдая в хрустальной синеве плавное парение этого исполина, - в один прекрасный день обнаружили орла в трясине, ожиревшего и обезображенного…
Не пули коварных охотников, а их грубые дубинки до смерти забили исполина, сошедшего с горных высей насытить желудок.
Спустя несколько дней из орла сделали чучело, которым украсили хоромы холеной свиньи…
Вот так скатился орел с высоких вершин, и произошло это в тот день, когда он надумал для насыщения желудка сложить крылья и сделать первый шаг вниз…